1 сентября Русская Православная Церковь празднует день Донской иконы Божьей Матери. Праздник установлен в память избавления Москвы от татар в 1591 году. Тогда, на месте, где стоял походный храм московского войска с Донской иконой был воздвигнут монастырь в честь Донской иконы Божьей Матери и установлен день празднования иконы.
Образ Донской Божьей Матери был написан великим художником Феофаном Греком для донских казаков. Согласно официальному изданию “Донская икона Божьей Матери” в честь 400-летия Донского монастыря (1991), по благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II, “в день Куликовской битвы среди русских войск находилась икона Божьей Матери, которая после победы была передана донскими казаками в дар великому князю Дмитрию, в дар и помощь против врагов. Икону, укрепленную на древке, как хоругвь, носили среди воинов для ободрения и помощи против врагов. Перед ней ночью морился великий князь и воины”.
После октябрьского переворота именно Донской монастырь стал духовным центром Русской Православной Церкви. Из него святейший патриарх Тихон управлял церковью в самый жестокий и трудный период ее истории. До 1930 года икона находилась в Благовещенском соборе Московского Кремля, затем, до раскола СССР, она хранилась в Третьяковской галерее. Ныне Донская Богоматерь – в Донском монастыре, она – образ любви, отдающей себя до смерти “за други своя”.
Но существует еще одна древнеказачья реликвия – Гребневская икона Божьей Матери, чье празднество установлено в 1380 году, в год победы на Куликовом поле. Праздник Гребневской иконы Божьей Матери официально отмечается Русской Православной Церковью 10 августа (28 июля по старому стилю). “Гребневская летопись или повествование об образе чудотворном Пресвятой Владычицы и Приснодевы Марии” составлена в Москве в 1471 году. Это самый древний, из сохранившихся, документ об участии Донских казаков в Куликовской битве. Текст летописи сюжета публиковался в нашей газете в №№ 92-98 от 3-12 мая 1905 года, и по свидетельству донского историка и краеведа Василия Вареника, в научных кругах эта публикация прошла незамеченной.
Гребенская летопись сообщает: “И когда благоверный Великий князь Дмитрий с победой в радости с Дону-реки, и тогда тамо, народ христианский, воинского чину живущий, зовомый казаций, в радости встретил его со святой иконой и с крестами, поздравил его с избавлением от супостатов агарянского языка и принес ему дары духовных сокровищ, уже имеющиеся у себя чудотворные иконы, во церквах своих. Вначале образ Пресвятой Богородицы Одигитрии, крепкой заступницы из Сиротина городка и из церкви Благовещения Пресвятой Богородицы.
И тогда князь Дмитрий Иоаннович принял сей бесценный дар... и по Дону реки достигает еще казача городка, Гребни, на устье реки Чир, и живущие там воины также встретили Великого князя с крестами и святой иконой и в дар ему также образ Пресвятой Владычицы нашей Богородицы чудесно там у них сияющую вручили. И во все лета установил им, казакам, свое жалование “за почесть их сильную храбрость противу супостат агарянска языка”.
Древнейшая из сохранившихся казачьих икон, икона Гребневской Божьей матери до 5 июня 1935 года находилась в Москве, в храме Гребневской Богородицы на углу Лубянки (бывшей площади Дзержинского). Этот храм, постройки XV века (архитектор - Алевиз) был снесен 5.06.1933 г. по приказу Л. Кагановича, в ту пору первого секретаря московского горкома ВКП(б).
По указу Президента Российской Федерации в 1996 году были установлены Дни воинской славы России. Среди них - праздник победы русских войск в Куликовской битве, который официально отмечается 8 сентября.
В битве на Куликовом поле донские казаки находились в засадном полку князя Дмитрия Боброка-Волынского, днепровского казака. И именно засадный полк нанес решающий разящий удар по уже торжествовавшему победу врагу, смял и рассеял его.
Сергей Казаков
[
Ниже приводится отрывок из “Тихого Дона” М.А.Шолохова. Там использованны бытовавшие в казачьей среде заговоры от оружия. Они очень похожи на тексты казачьих оберегов 17-19 вв., опубликованных В.Орловым (“Нашептывания и наговоры так называемых знахарей”) и Л.Майковым (“Заговоры донских казаков”).Казаки-второочередники с хутора Татарского и окрестных хуторов на второй день после выступления из дому ночевали на хуторе Ея. Казаки с нижнего конца хутора держались от верховцев особняком. Поэтому Петро Мелехов, Аникушка, Христоня, Степан Астахов, Томилин Иван и остальные стали на одной квартире. Хозяин - высокий дряхлый дед, участник турецкой войны - завел с ними разговор. Казаки уже легли спать, расстелив в кухне и горнице полсти, курили остатний перед сном раз
- На войну, стал быть, служивые?
- На войну, дедушка.
- Должно, не похожая на турецкую выйдет война? Теперь ить вон какая оружия пошла
- Одинаково. Один черт! Как в турецкую народ переводили, так и в эту придется, - озлобляясь неизвестно на кого, буркнул Томилин.
- Ты, милок, сепетишь-то без толку. Другая война будет.
- Оно конечно, - лениво, с зевотцей, подтвердил Христоня, о ноготь гася цигарку.
- Повоюем, - зевнул Петро Мелехов и, перекрестив рот, накрылся шинелью.
- Я вас, сынки, вот об чем прошу. Дюже прошу, и вы слово мое попомните, - заговорил дед.
Петро отвернул полу шинели, прислушался.
- Помните одно: хочешь живым быть, из смертного боя целым выйтить - надо человечью правду блюсть.
- Какую? - спросил Степан Астахов, лежавший с краю. Он улыбнулся недоверчиво. Он стал улыбаться с той поры, когда услышал про войну. Она его манила, и общее смятение, чужая боль утишали его собственную.
- А вот какую: чужого на войне не бери - раз. Женщин упаси бог трогать, и ишо молитву такую надо знать.
Казаки заворочались, заговорили все сразу:
- Тут хучь бы свое не уронить, а то чужое.
- А баб как нельзя трогать? Дуриком - это я понимаю - невозможно, а по доброму слову?
- Рази ж утерпишь?
- То-то и оно!
- А молитва, какая она?
Дед сурово насталил глаза, ответил всем сразу:
- Женщин никак нельзя трогать. Вовсе никак! Не утерпишь - голову потеряешь али рану получишь, посля спопашишься, да поздно. Молитву скажу. Всю турецкую войну пробыл, смерть за плечми, как переметная сума, висела, и жив остался через эту молитву.
Он пошел в горницу, порылся под божницей и принес клеклый, побуревший от старости лист бумаги.
- Вот. Вставайте, поспешите. Завтра, небось, до кочетов ить тронетесь?
Дед ладонью разгладил на столе хрустящий лист и отошел. Первым поднялся Аникушка. На голом, бабьем лице его трепетали неровные тени от огня, колеблемого ветром, проникавшим в оконную щель. Сидели и списывали все, кроме Степана. Аникушка, списавший ранее остальных, скомкал вырванный из тетради листок, привязал его на гайтан, повыше креста. Степан, качая ногой, трунил над ним:
- Вшам приют устроил. В гайтане им неспособно водиться, так ты им бумажный курень приспособил. Во!
- Ты, молодец, не веруешь, так молчи! - строго перебил его дед. - Ты людям не препятствуй и над верой не насмехайся. Совестно так-то и грех!
Степан замолчал, улыбаясь; сглаживая неловкость, Аникушка спросил у деда:
- Там, в молитве, про рогатину есть и про стрелу. Это к чему?
- Молитва при набеге - это ишо не в наши времена сложенная. Деду моему, покойнику, от его деда досталась. А там, может, ишо раньше была она. В старину-то с рогатинами воевать шли да с сагайдаками.
Списывали молитвы на выбор, кому какая приглянется.
МОЛИТВА ОТ РУЖЬЯ
Господи, благослови. Лежит камень бел на горе, что конь. В камень нейдет вода, так бы и в меня, раба божия, и в товарищей моих, и в коня моего не шла стрела и пулька. Как молот отпрядывает от ковалда, так и от меня пулька отпрядывала бы; как жернова вертятся, так не приходила бы ко мне стрела, вертелась бы. Солнце и месяц светлы бывают, так и я, раб божий, ими укреплен. За горой замок,
замкнут тот замок, ключи в море брошу под бел-горюч камень Алтор, не видный ни колдуну, ни колдунице, ни чернецу, ни чернице. Из океан-моря вода не бежит, и желтый песок не пересчитать, так и меня, раба божия, ничем не взять. Во имя отца, и сына, и святого духа. Аминь.МОЛИТВА ОТ БОЯ
Есть море-океан, на том море-океане есть бедный камень Алтор, на том камне Алторе есть муж каменный тридевять колен. Раба божьего и товарищей моих каменной одеждой одень от востока до запада, от земли до небес; от вострой сабли и меча, от копья булатна и рогатины, от дротика каленого и некаленого, от ножа, топора и пушечного боя; от свинцовых пулек и от метких оружий; от всех стрел, перенных пером орловым, и лебединым, и гусиным, и журавлиным, и деркуновым, и вороновым; от турецких боев, от крымских и австрийских, нагонского супостата, татарского и литовского, немецкого, и шилинского, и калмыцкого. Святые отцы и небесные силы, соблюдите меня, раба божьего. Аминь.
МОЛИТВА ПРИ НАБЕГЕ
Пречистая владычица святая богородица и господь наш Иисус Христос. Благослови, господи, набеги идучи раба божьего и товарищей моих, кои со мною есть, облаком обволоки, небесным, святым, каменным твоим градом огради. Святой Дмитрий Солунский, ущити меня, раба божьего, и товарищей моих на все четыре стороны: лихим людям не стрелять, ни рогаткою колоть и ни бердышем сечи, ни колоти, ни обухом прибита, ни топором рубити, ни саблями сечи, ни колоти, ни ножом не колоти и не резати ни старому и ни малому, и ни смуглому, и ни черному; ни еретику, ни колдуну и ни всякому чародею. Все теперь предо мною, рабом божьим, посироченным и судимым. На море на океане на острове Буяне стоит столб железный. На том столбе муж железный, подпершися посохом железным, и заколевает он железу, булату и синему олову, свинцу и всякому стрельцу: "Пойди ты, железо, во свою матерь-землю от раба божья и товарищей моих и коня моего мимо. Стрела древоколкова в лес, а перо во свою матерь-птицу, а клей в рыбу". Защити меня, раба божья, золотым щитом от сечи и от пули, от пушечного боя, ядра, и рогатины, и ножа. Будет тело мое крепче панциря. Аминь.
Увезли казаки под нательными рубахами списанные молитвы. Крепили их к гайтанам, к материнским благословениям, к узелкам со щепотью родимой земли, но смерть пятнила и тех, кто возил с собою молитвы.
Трупами истлевали на полях Галиции и Восточной Пруссии, в Карпатах и Румынии - всюду, где полыхали зарева войны и ложился копытный след казачьих коней.
М.А.Шолохов, Тихий Дон, Том 1, часть 3, гл. 6
Ю.Н. Емельянов
(г.Славянск-на-Кубани)
Старики выступали хранителями казачьих обычаев и традиций, и почитание стариков в казачестве было безграничным. Проявление непочтительности к старику расценивалось как предательство казачьих идеалов и сурово наказывалось обществом.
Преклонение перед старшими закреплялось не только обычаями, но и официальными, “писанными”, казачьими законами. Так, в Положении “Об общественном управлении станиц казачьих войск, статья 556 гласила: “В суждении и решении дел общественных станичный Сбор имеет главным основанием, чтобы меры взыскания служили к неослабному сохранению и утверждению древних обычаев, доброй нравственности и уважения к старшим”. Ст. 568 того же закона, касающаяся обязанностей станичного атамана, предусматривала: “Станичный атаман обязан наблюдать за тем, чтобы казаки оказывали должное уважение к старикам”.
Старики не занимали официальных должностей в структуре казачьего самоуправления, но они всегда играли большую роль в общественном мнении и оказывали значительное влияние на решения станичных сборов.
Младшие по возрасту никогда не обращались к ним без предварительного разрешения. Ни в коем случае нельзя было вмешиваться в разговор старших В обычае говорилось: “Объясняй и советуй только тогда, когда у тебя совета спросят”. Без разрешения стариков не садился даже атаман. Молодежь вообще не имела права садиться в присутствии стариков. При стариках казаки строевых возрастов, при погонах, стояли по стойке “смирно”, не строевых возрастов и без формы – сняв шапки.
Кубанские старожилы вспоминают: “Видят тебя или нет сидящие или идущие старики – надо снять шапку или поклониться, поприветствовать”. Распоряжения старших выполнялись беспрекословно. Ко всем старикам, включая и родителей, обращались только “на Вы”. По обычаю нельзя было окликать впереди идущего старшего, если требовалось что-то сказать, а следовательно догнать старшего и, поравнявшись, обращаться к нему. Младший, даже после женитьбы, не имел права закурить перед старшим.
В казачьих семьях, за столом, право первым зачерпнуть из общей миски было за самым старшим в семье. Хлеб нарезал только хозяин дома. Бывало, что пожилой старик мог беспрепятственно наказать взрослых сыновей, у которых могли быть уже внуки. А если взрослый сын возвышал голос на отца, последний мог подать жалобу станичному сходу. Сход утверждал решение учить непокорных сыновей и тут же “всыпали горячих” по числу прожитых годов виновника. “Ученый” вставал и вместе с отцом благодарил мир за науку.
Не следует полагать, что почитание старших в казачестве насаждалось только силовыми методами. Сам образ жизни казаков, множество традиций и обычаев способствовало тому, что у молодого поколения вырабатывалось чувство поклонения и уважения к старшим, тем, которые знали все тонкости джигитовки, рукопашного боя, артистически владели всеми видами оружия. Невозможно было обойтись без знаний в поле, в быту, в праздники и трауры.
Почитание старших в казачьем обществе шло наравне с почитанием детей – продолжателей казачьего рода. Дети, вырастая, создав семью, также бережно относились к своему потомству и учили его уважительному отношению к старшим, окружали пожилых вниманием и заботой. Воспитание по пословице: “Казни сына от юности, да утешит тя в старости” давало казакам уверенность за свое будущее и сохранение устоев.
Материалы предоставлены И. Кирием
Источник: "Казачество России: история и современность
Тезисы Международной научной конференции"
г. Геленджик, (8-11 октября 2002 г.)
